— Что это? — трепеща, пробормотал киринеянин. — Сами Силы Небесные… Сам Господь распинает его!
И тут — никогда в жизни Симон не испытывал такого горя и отчаяния — душераздирающий крик пронзил все пространство от земли до неба:
— Или?… Или?… [12]
Продолжить у страдальца не хватило сил. Распятый уронил голову и испустил дух.
ГЛАВА 30
Веки его задрожали и открылись… Иисус чуть не вскрикнул от изумления и радости. То был не крест, но огромное дерево, раскинувшее свои ветви от земли до неба. Весна одела растение цветами и поющими птицами… А сам он — он стоял, прислонившись к стволу.
— Раз, два, три… — начал он считать, подняв голову… — тридцать три. Столько, сколько мне лет. Тридцать три птицы, и все поют. Что-то случилось с его глазами, не оборачиваясь, он мог теперь видеть весь цветущий мир. Его слух улавливал все проклятия и стоны, все звуки мира, обращая их в песню. Но из сердца его, проткнутого пикой, все еще струилась кровь.
Ветра не было, но милосердное дерево само осыпало свои цветы на его спутанные волосы и окровавленные руки. И пока он пытался среди этого моря лепестков и щебета вспомнить, кто он такой и где находится, воздух перед ним затрепетал, сгустился, и явился ангел.
Не раз и во сне, и наяву он видел ангелов, но такого — впервые. Создание излучало такую нежность, такую человеческую теплоту! Его голова и пухлые щечки поросли мягкими и курчавыми волосами, глаза радостно искрились, как у влюбленного юноши. Тело было хрупким и стройным. Только странный сине-черный пушок покрывал его ноги от щиколоток до округлых бедер.
— Кто ты? — в замешательстве спросил Иисус — сердце его бешено колотилось.
Ангел улыбнулся ласковой, доброй улыбкой и сложил свои зеленые крылья как бы для того, чтобы не пугать Иисуса.
— Я почти то же, что ты, — ответил он. — Я — твой ангел-хранитель. Верь мне.
У него был такой знакомый, совсем человеческий голос. Ангельские голоса, которые слышал Иисус прежде, всегда отличались жестокостью — они лишь бранили его. Возликовав, он заискивающе взглянул на ангела в ожидании, когда тот заговорит снова. Ангел почувствовал это и откликнулся.
— Господь послал меня усладить твои уста. Люди и небеса дали тебе испить много горечи. Ты страдал и боролся. За всю жизнь тебе не довелось пережить ни единого счастливого дня. Все, все покинули тебя в твой последний страшный час — твоя мать, братья, ученики, бедные, увечные и обиженные. Ты остался в темноте один и беззащитен. И тогда Господь сжалился над тобой. «Эй, куда ты смотришь? — закричал Он мне. — Спускайся и спасай Моего сына. Я не хочу, чтобы он был распят. Довольно! Довольно!» — «Боже милостивый, — трепеща, ответил я Ему, — разве не Ты послал его на землю, чтобы он был распят и спас человечество? Потому я и сижу здесь, не шевелясь, ибо я считал, что такова Твоя воля». — «Пусть он будет распят во сне, — ответил Господь, — пусть во сне переживет всю боль и муку».
— Ангел-хранитель, — вскричал Иисус, обняв его, боясь, что он исчезнет, — ангел-хранитель, так я не был распят?
— Успокойся, не волнуйся, — промолвил ангел, опуская свою белоснежную руку на голову Иисуса. — Нет, ты не был распят.
— Так, значит, все это был сон — крест, гвозди, боль, затмение солнца?
— Да, сон. Все твои страсти ты пережил во сне. Во сне ты взошел на крест и тебя прибили к нему. И пять ран были нанесены тебе во сне, но с какой силой, взгляни! Кровь до сих пор сочится из твоих стигматов.
В смятении Иисус посмотрел по сторонам. Где он? Что это за долина, покрытая цветами? Где Иерусалим? Где его душа? Он повернулся к ангелу и прикоснулся к его руке. Плоть была упругой и прохладной — живой и реальной.
— Ангел-хранитель, твои слова приносят облегчение. Ты говоришь, и крест становится тенью креста, гвозди тенью гвоздей, и вся казнь поднимается в небо и тает там, словно облачко.
— Идем! — промолвил ангел, и легкой поступью двинулся по цветущему лугу. — Великие радости ждут тебя, Иисус из Назарета. Господь позволил мне дать тебе вкусить все удовольствия, о которых ты мечтал. Возлюбленный, земля прекрасна — ты увидишь. Вино, смех, губы женщин, шалости первенца на твоих коленях — все прекрасно! Даже мы, ангелы, — поверишь ли? — склонившись с небес, взираем на землю и вздыхаем тайком, — его мягкие зеленые крылья раскрылись и обняли Иисуса. — Смотри!
Иисус взглянул — и что же он увидел? Вдали сиял Назаретский холм в лучах восходящего солнца. Крепостные ворота открылись, и тысячи мужчин и женщин хлынули из них. Восседая на белых лошадях, облаченные в дорогие одежды, они размахивали белоснежными стягами, на которых были вышиты золотые лилии. Спустившись меж цветущих холмов, на которых высились царские дворцы, процессия двигалась по изумрудным травам, пересекая ручьи. Иисус уже различал шум, смех, пение.
— Ангел-хранитель, — изумленно промолвил Иисус, — кто это? Кто эти цари и царицы? Куда они идут?
— Это царский свадебный поезд, — улыбнулся ангел. — И идут они на свадьбу.
— Кто же женится?
— Ты. Это первая радость, которую я дарю тебе.
Кровь бросилась Иисусу в голову. Он знал, кто будет невестой, и ликовал.
— Идем, — поспешно ответил он и тут же почувствовал, что сидит на такой же белой лошади с золотой уздечкой. Он взглянул на себя — латаная-перелатанная туника его обратилась в бархатный, шитый золотом хитон, над головой колыхалось синее перо.
— Это и есть Царствие Небесное, которое я провозглашал людям? — спросил Иисус.
— Нет, — рассмеялся ангел. — Это — Земля.
— Как же она так изменилась?
— Она не менялась, это ты изменился. Когда-то сердце твое не любило ее, и ты шел вопреки ее воле. Теперь же оно любит — вот и весь секрет. Гармония Земли и сердца, Иисус из Назарета, и есть Царствие Небесное… Но что же мы тратим время на слова? Едем, невеста заждалась. — Ангел тоже взлетел на белую лошадь, и они тронулись в путь. Горы впереди дрожали от лошадиного топота — процессия приближалась. Женский смех стал громче. Птицы, хлопая крыльями, летели к югу, провозглашая:
— Он идет! Он идет! Он идет!
И сердце Иисуса трепетало, как птица, взлетев к самому горлу. «Я иду! Я иду! Я иду!» — пело оно.
И вдруг в разгаре скачки, в вихре восторга, он вспомнил своих учеников и, оглядываясь по сторонам, принялся искать их в свадебном поезде. Но никого не увидел.
— А мои ученики? — удивленно спросил он своего спутника. — Я не вижу их. Куда они могли подеваться?
— Разбежались, — насмешливо промолвил ангел.
— Почему?
— Страшно стало.
— Даже Иуда?
— Все! Все! Вернулись к своим лодкам, попрятались в своих хижинах. Клянутся, что никогда не видели тебя, не знают тебя… Не оглядывайся больше назад. Забудь о них. Смотри вперед.
Пьянящий запах цветущих садов затопил все вокруг.
— Вот мы и добрались, — спешиваясь, промолвил ангел, и лошадь его растаяла в воздухе.
Жалобное и мощное мычание послышалось из-под олив. Тревога охватила Иисуса, и он вгляделся в рощу. Лоснящийся черный крутобедрый бык с белой звездой во лбу был привязан к одному из стволов. Свадебный венец покоился на его рогах, хвост был задран к небесам. Никогда в жизни Иисус не видел такого сильного и великолепного зверя. Глаза его были темны, мышцы перекатывались под шкурой. Он олицетворял собой мужскую силу. «Это не бык, — со страхом подумал Иисус, — это божество».
— Не бойся, Иисус из Назарета, — хитро улыбнулся ангел. — Это всего лишь бык — молодой и девственный. Смотри, как он высовывает язык и облизывает свои влажные ноздри, как он опускает голову и бодает дерево в нетерпении сразиться с ним, как он натягивает веревку, чтобы разорвать ее и вырваться на свободу. Теперь взгляни на луг. Видишь?
— Телки. Там пасутся молодые телки.
— Нет, они не пасутся, они ждут, когда бык сорвется. Слышишь, как он ревет? Какая страсть, какая мощь и мольба! Поистине, он подобен уязвленному темному божеству… Что же ты помрачнел, Иисус из Назарета? Отчего глаза твои стали темны?
12
«Или, Или! Лама савахфани?» (Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?) — последние слова Иисуса Христа, сказанные на кресте (Мат. 27. 46).