Слезы повисли на длинных ресницах Магдалины. О, если бы только она могла расцеловать уста, произнесшие эти слова! Простак Нафанаил сиял с головы до пят, словно уже был в раю. И лишь красный нос — старейшина — поднял свой посох.

— Ты идешь против Закона, сын Марии, — проскрежетал он.

— Это Закон противоречит моему сердцу, — спокойно ответил Иисус.

В это мгновение появился вымытый, надушенный жених с зеленым венком на курчавой голове. Несколько глотков вина уже привели его в восторженное состояние, лицо раскраснелось. Одним рывком он распахнул дверь, и гости потекли за ним в дом. Держа Магдалину за руку, вошел и Иисус.

— Кто такие мудрые девы и кто неразумные? — тихо спросил Петр Иоанна. — Ты как понял?

— Я понял, что Мессия — наш Иисус, — так же тихо ответил сын Зеведея, но шум не дал Петру расслышать последнее слово.

Прибыл и произнес свои благословения раввин Магдалы. После чего жених с невестой устроились посередине комнаты, окруженные гостями, которые целовали их и желали родить сына, который вызволит Израиль из рабства. Затем заиграла музыка, гости начали пить и плясать, и Иисус с приятелями пил и плясал вместе со всеми.

Время бежало незаметно, и когда поднялась луна, они вышли из дома и продолжили свой путь. Была уже глубокая осень, но дни стояли все еще жаркие, и идти в сырой прохладе ночи было приятно.

Они шли вперед, обратив взгляды к Иерусалиму. Выпитое вино преобразило мир. Их тела стали легкими, как души, — путники словно летели на крыльях. Каким-то чудом уже скоро слева от них показался Иордан, справа — долина Завулона. Выполнив свой обет, данный более тысячи лет назад, выращивать колосья в рост человека, наполнять ягодами виноградники и оливками оливы, она лежала уставшая и довольная, как мать, только что давшая жизнь ребенку.

— Какое счастье, братья! — повторял Петр снова и снова. Это ночное шествие охватило его бесконечным восторгом. — Неужели это действительность? Верно, это сон! Нас околдовали! Если я сейчас не запою, то просто разорвусь от счастья!

— Все вместе! — крикнул Иисус.

Он шел во главе и должен был начинать первым. Голос его был слаб, но полон чувства. Справа и слева от него зазвучали красивые голоса Иоанна и Андрея. И какое-то время лишь их три высоких голоса, вибрируя, прорезали ночную тишь. Это было столь прекрасно, что замирало сердце, казалось, сами певцы не выдержат этих божественных звуков, пропитанных такой сладостью, что от нее кружилась голова. Но голоса набирали силу — словно питаясь из какого-то глубокого невидимого источника, и каждый раз, когда казалось, они вот-вот сорвутся, их вновь наполняла уверенность. И вдруг — что за радость! что за мощь! — вступили мужественные и торжественные баритоны Петра, Иакова и Иуды. И все вместе, каждый по-своему, они восслали к небесам свои голоса в хвалебном псалме:

Шло время, звезды побледнели, встало солнце. Оставив позади красную почву Галилеи, они вступили на чернозем Самарии.

Иуда замедлил шаг.

— Давайте пойдем другим путем. Эта земля отступников. Она проклята. Давайте по мосту перейдем через Иордан и двинемся по другому берегу. Грех прикасаться к поправшим Закон. Их дом осквернен, осквернены их пища и питье. «Ломоть самаритянского хлеба, — говаривала мне мать, — все равно что кусок свинины». Давайте пойдем другим путем!

Но Иисус взял его спокойно за руку, и они продолжили путь.

— Иуда, брат мой, когда праведник прикасается к грешнику, грешник очищается. Не перечь мне. А мы пришли сюда ради них, грешников. Мы не нужны праведникам. Я здесь, в Самарии, одно наше доброе слово может спасти душу, одно доброе слово, Иуда, доброе слово, простая улыбка, обращенная к проходящему мимо самаритянину.

Иуда боязливо оглянулся, чтобы убедиться, что его никто не слышит.

— Это неправильный путь, — тихо произнес он. — Нет, ты идешь не той дорогой. Но я подожду, пока мы придем к яростному пророку. Он нас рассудит. А пока иди, куда хочешь, и делай, что знаешь. Я буду следовать за тобой.

И, перекинув свой посох через плечо, он пошел вперед. Остальные, беседуя, следовали за ним. Иисус говорил о любви, о Господе, о Царствии Божьем. Он объяснял, кто такие неразумные и мудрые девы, что означают светильники и масло, кто такой жених и почему неразумным девам не только дозволили войти в дом, но и вымыли и умастили им ноги. И чем больше слушали четверо друзей, тем шире становились их души, впитывавшие слова Иисуса, тем крепче и мужественнее становилось их сердце. Грех предстал перед ними в виде неразумной девы, стоящей перед дверью Господа с погашенным светильником, плачущей и умоляющей впустить ее внутрь…

Они шли все дальше и дальше. Над головами начали собираться тучи, лик земли потемнел. В воздухе запахло дождем.

Вскоре впереди замаячила первая деревня у подножия Гаризима, священной горы их праотцев. У входа в деревню, окруженный финиковыми пальмами, стоял древний колодец Иакова. Сюда приходил патриарх поить водой своих овец. Каменная плита была стерта и источена трением веревок, на которых поколение за поколением люди вытаскивали из колодца воду.

Иисус устал. Ноги его были изранены камнями и кровоточили.

— Я останусь здесь, — промолвил он, — а вы идите в деревню и постучитесь в дома. Там найдется добрая душа, которая даст нам хлеба, а к колодцу выйдет женщина и достанет для нас воды. Веруйте в Господа и в людей.

Все пятеро отправились, но по дороге Иуда передумал.

— Я не пойду в оскверненную деревню и не буду есть оскверненный хлеб. Я останусь здесь под этим фиговым деревом и подожду вас.

Иисус тем временем прилег в тени кустов. Его мучила жажда, но колодец был глубоким — как ему напиться? Он склонил голову на грудь и задумался. Трудный он выбрал путь. Тело его слабело, он уставал, подгибались колени, его плоть и дух молили об отдыхе. Он падал, но Господь посылал легкий прохладный ветерок, и его пророк находил в себе силы встать и идти дальше. Но сколько это будет продолжаться? До самой смерти? Или даже после смерти?

Но пока он думал о Господе, людях, смерти, кусты заколебались и из них вышла молодая женщина с кувшином на голове. Подойдя к колодцу, она поставила кувшин на край, и Иисус увидел, как она достала принесенную веревку, зачерпнула воды и наполнила свой кувшин. Жажда его стала нестерпимой.

— Женщина, — промолвил он, выходя к ней из тени, — дай мне напиться.

При его неожиданном появлении женщина испуганно вздрогнула.

— Не бойся, — добавил Иисус. — Я честный человек. Я хочу пить — дай мне напиться.

— Как же так, — ответила она, — ты — галилеянин, как я вижу по одежде, и просишь напиться у меня, самаритянки?

— Если б ты знала, кто говорит тебе: «Женщина, дай мне напиться», ты бы пала ниц к моим ногам и просила бы, чтоб я дал тебе испить бессмертной воды.

— У тебя нет ни веревки, ни ведра, а колодец глубок, — удивленно промолвила женщина. — Как же ты достанешь воду, чтобы дать мне напиться?

— Пьющий воду из этого колодца возжаждет снова, — ответил Иисус, — но испивший моей влаги насытится во веки веков.

— Добрый человек, — сказала тогда женщина, — дай мне этой влаги, чтобы я никогда больше не хотела пить и не должна была бы каждый день ходить сюда.

— Пойди позови своего мужа, — сказал Иисус.

— У меня нет мужа.

— Правду ты говоришь, ибо у тебя было пять мужей, и тот, который с тобой сейчас, не муж тебе.